22.10.2020

Готовое сочинение по пьесе Б. Шоу «Пигмалион


"При всём при том,

При всём при том,

Пускай бедны мы с вами,

Богатство - штамп на золотом,

А золотой - мы сами".

Р. Бернс

Известный во всём мире английский драматург Бернард Шоу прожил целый век, наверное, и потому, что умел смотреть на мир и видеть в нём парадоксы, которые избавили его от неразрешимых задач. Вот и иронизировал и потешался над умением людей ничего не понять из того, что у них происходит под самым носом. Я читал его примечания к "Ученику дьявола" и "Пигмалиону", в которых он так прямо и говорит, что отношения героев и героинь вовсе не стандартная любовь, которая завершится или свадьбой, или героическим самоотречением во имя долга.

И какая же теперь связь с мифом о Пигмалионе?

В самом деле, в мифе скульптор получил безмозглый и бесформенный кусок мрамора, обтесал его так, как ему, художнику, захотелось. Мог сделать коня или Медузу Горгону, а мог фигуру женщины. Камню было всё равно, он объект - и только. Лошадь скульптору вырубать из камня не захотелось, и в мир пришла по велению своего творца Галатея. Будучи обобщением всех женских достоинств, она поразила своего творца, и он умолил Афродиту оживить камень. Богиня любви уважила чувства, и статуя ожила и всякое такое. Здесь и закончилась сказка и началась быль, о которой греки ничего не рассказали.

Шоу тоже не рассказал, что будет потом, и это, по-моему, единственное сходство с мифом.

В самом деле, не Генри Хиггинс выбрал из тысяч лондонских цветочниц Элизу Дулитл, а она его, да ещё и пообещала платить. Юная ученица была достойной дочкой "самого оригинального моралиста современной Англии", мусорщика и землекопа, обладала несомненным лингвистическим талантом и уже была хороша собой, особенно если её довести до состояния "японки ослепительной чистоты", в каковом её родной отец не признал. Не зря полковник Пикеринг забеспокоился, честен ли его новый друг с женщинами, и получил успокоительный ответ, что конечно, нет. Мисс Элиза вовсе не была грязнулей, просто леди легко быть чистой, поскольку у неё есть ванна и множество специальных приспособлений...

Итак, мисс Дулитл вовсе не объект обтёсывания и полировки, как это было с куском мрамора у настоящего Пигмалиона, а, можно сказать, равноправный участник лингвистического эксперимента.

Теперь посмотрим, годится ли знаток гласных звуков в Пигмалионы, то есть в мастера, которые из мёртвого материала вытёсывают и полируют. Увы, даже будь Элиза куском инертной массы, не мистеру Генри этим заниматься, ибо великий учёный сам настолько неотёсан, что его собственная мать умоляет его не приходить в её приёмные дни, а его исключительно правильная в фонетическом oтношении речь пересыпана божбой и бранью, что в странном английском языке, если только словарь не врёт, одно и то же. Не Хиггинсу воспитывать Элизу, не Хиггинсу учить её всему, что не фонетика, не Хиггинсу открыть городской замарашке, что она не хуже светских девиц (а судя по поведению несчастного Фредди, так и лучше во всех смыслах), не Хиггинсу воспитать в ней благородную сдержанность чувств. Тех самых чувств, которые у Элизы были до и помимо мистера Генри. Научившись правильно выговаривать звуки родного, но литературного языка, Элизабет Дулитл не изменилась внутренне, оставшись труженицей и человеком в полном смысле этого слова. Это понимает зритель, это понимает Пикеринг, это понимает любой персонаж пьесы. Кроме мистера Хиггинса, всерьёз считающего, что он "создал" эту не подчиняющуюся ему девицу. Не блещет учёный и умом, и тактом, и благодарностью. Какой уж там Пигмалион...

Ведь кто-то создал Хиггинса не никудышним светским молодым человеком типа Фредди? Кто вложил в душу уличной девчонки с ужасным выговором: "Кептин, купити луччи цвиточик у бедны девушки," - самоуважение и стремление подняться над своим положением исключительно честными и прямыми путями? В пьесе есть горький эпизод, когда Элиза говорит о том, как низко она упала: раньше она торговала цветами, а теперь ей предлагают продать самоё себя. Кто научил её этому, уж не отец ли, который в своё время оценил своё отцовское чувство в пять фунтов, полученных от участников пари? Почему так мощны характеры Генри, Пикеринга, экономки, отца и дочери Дулитл и так вялы и слабы люди гостиных, даже бесспорно умная и широкая леди Хиггинс? Действие пьесы ни разу не приводит нас в церковь, и, наверное, не Всевышнего считает автор творцом сильных и красивых, несмотря на все их слабости, людей.

Кто создаёт красивые и сильные характеры, если исходный материал хоть на что-то годен? Или что?

В древнегреческом мифе о Пигмалионе рассказывается о великом художнике с острова Кипр Пигмалионе. Он жил одиноко, не состоял в браке. Однажды сделал из слоновьей кости статую девушки, невероятно прекрасной. Смотря на свое создание, он любовался ее красотой и совершенством и наконец влюбился в свое создание. Скульптор обращался к ней со словами, но она оставалась немой. Тогда Пигмалион на праздники, которые проводились в честь богини Афродиты, принес в жертву богини тельца с золотистыми рогами и обратился к Афродите с просьбой дать ему в жены девушку такую же прекрасную, как его статуя. Пламя жертвенника сразу же засияло: это означало, что богиня услышала слова Пигмалиона. Когда же Пигмалион возвратился домой, то увидел, что его прекрасная статуя ожила. Так богиня любви дала Пигмалиону в жены созданную им красивую девушку.

Этот сюжет, оригинально переосмысленный, положил в основу своей пьесы английский драматург Бернард Шоу. По версии, которую предложил Б. Шоу, современным Пигмалионом стал известный талантливый профессор фонетики Генри Хиггинс, а Галатеей - обычная лондонская цветочница Элиза Дулитл. На этом, с моей точки зрения, сходство с древнегреческим мифом заканчивается, так как и современная Галатея, и Пигмалион в пьесе Бернарда Шоу совсем другие.

Посмотрим сначала на современного Пигмалиона - профессора Хиггинса. Как и герой античного мифа, Хиггинс очень талантливый и довольно известный в своей области специалист. Он совершенно владеет своим предметом, быстро и без ошибок, с точностью до шести миль может определить, из какой местности происходит человек. Настолько хорошо он знает все английские диалекты. Он автор нескольких научных работ, разработал свои собственные эффективные методы обучения и преодоление недалеких в произношении. Учит, и довольно успешно, правильному литературному произношению нововыявленных миллионеров. А на заработанные деньги занимается научной работой в области генетики. Но по характеру Генри Хиггинс человек несдержанный и непостоянный, незловредный. Язык его - такой безупречный с точки зрения фонетики и орфографии, пересыпанный бранными словами и другими нехорошими словами. Ведет себя он так же не лучшим образом: даже родная мать - леди Хиггинс - просит сына не заходить к ней в ее приемные дни. Тем не менее он очень честолюбивый человек. Поспорив с полковником Пикерингом, тоже языковедом, что за несколько месяцев превратит эту жалкую, замазанную цветочницу Элизу в светскую леди, он живо берется за работу.

А самая Элиза интересует его лишь как объект эксперимента. Уча ее хорошим манерам, прививая ей знание, знакомя с мировой культурой, создавая, в сущности говоря, новую личность, он сам ведет себя далеко не по-джентльменски. Бранное слово и грубые слова так и сыплются из его уст. А на Элизу он вообще смотрит как на пустое место, совсем не видя, что перед ним человек. Горделивый и нетактичный, он даже не хочет задуматься над тем, что ведет себя неучтиво. И ни замечательная красота Элизы, ни ее лингвистические способности не могут растопить холодного сердца Хиггинса, эксперимент был закончен - Элиза с блеском выдержала испытание - на великосветском приеме ее действительно приняли за настоящую герцогиню - Хиггинс признает, что именно он «создал» эту непокорную ему девушку.

Такого замечательного эксперимента мне еще некогда не удавалось поставить», -говорит Хиггинс, совсем не считаясь с тем, что и материал, из которого он лепил «свое создание», был высочайшего качества, и если бы не Элиза - этот талантливый, способный, к работе участник эксперимента, то едва ли Хиггинсу удалось бы выиграть пари. Эксперимент заканчивается, и Хиггинс теряет к Элизе любой интерес. «Больше я производством герцогинь не занимаюсь», - говорит он Пикерингу.

Как же далеко ему до Пигмалиона. До его высокой, мечтательной душе, преисполненной большой любви, которая способна даже статую оживить!

А что же новоявленная Галатея - мисс Элиза Дулитл, самая обыкновенная, простая девушка-цветочница? По сравнению с современным Пигмалионом - профессором Хиггинсом рисует этот образ с большей теплотой и привлекательностью. Девушка, хотя походит из самых низов Лондона, она полусирота, дочурка мусорщика и землекопа, но имеет сильный независимый характер, трудолюбива и добра, радушна и доброжелательна. Жизнь ее совсем не легкая, но она старается сохранить свое человеческое достоинство. Попав в дом профессора Хиггинса, она жадно воспринимала настоящие богатства духовной культуры, с большим желанием посещает художественные спектакли, концерты классической музыки, а прийти домой, сразу же подбирает ноты услышанной ею музыки, даже Брамса или Бетховена, - такой тонкий у нее слух.

Владея исключительными лингвистическими способностями, Элиза очень быстро овладевает литературным языком. Старательная и требовательная к себе, она старается получить как можно больше знаний, занимается самосовершенствованием, изучает правильность манер. Еще и к тому Элиза была чрезвычайно привлекательной извне. Итак, в образе Элизы мы видим гармоническое объединение красоты внешней и духовной. Но ей все-таки не удалось сделать то, что удалось сделать Галатее: творец не влюбился в свое создание. Даже не подумал, что будет в дальнейшем с ним, этим его создал, хотя как порядочный человек побеспокоиться бы об этом. Но не Элиза вина этому, а этот новоявленный Пигмалион - жестокий, эгоистический и бездушный.

Таким образом создание - Элиза - значительно переросло своего творца Генри Хиггинса. В моральном плане Элиза намного выше Хиггинса. Художнику, чтобы создать прекрасный неповторимый шедевр, нужно иметь искреннее сердце и глубокие помыслы, в том числе и любовь, которая вдохновляет творца на создание прекрасных творений.

Этим в полной мере владел герой античного мифа Пигмалион, и именно этого, к сожалению, не достает современному Пигмалиону - профессору Генри Хиггинсу. Но имеем надежду, что Хиггинс сумеет все-таки преодолеть свой характер, пересмотреть свои убеждения, разбудить свое заснувшее, ледяное сердце. Открытый финал Бернарда Шоу разрешает надеяться на это.

Творческое наследие выдающегося английского драматурга конца XIX — начала XX века, лауреата Нобелевской премии в области литературы за 1925 г. Бернар-да Шоу насчитывает более пятидесяти пьес. Эти произведения разнообразны по жанрам и тематике, но все они объединены новаторским методом, "что дает основание называть Шоу реформатором английского театра. В конце XIX века в Англии театральный репертуар заполонили «хорошо сделанные» драмы с сентиментально-любовным сюжетом и счастливой развязкой. их авторы, избегая важных проблем, ставили себе целью понравиться публике, развлечь ее или заставить проливать слезы-"са. Бернард Шоу же считал, что пьесы должны учить, путем дискуссии герои должны доходить важной для человека истины. Особенно в сфере морали — такой устоявшейся всеми, кажется, признанной и часто неестественной и фальшивой. В пьесах Шоу отсутствует сложная, запутанная интрига. Стержнем его драматургии стала аргументированная и острая дискуссия в разнообразнейших формах. Характерной особенностью «театра Шоу» было обращение к парадокса, к постоянному изображение наизнанку прописанных истин. Впоследствии пьесы Шоу получили название «драмы идей».

Комедия Б. Шоу «Пигмалион» написана в 1912-1913 гг Название пьесы связана с образами античности. Скульптор Пигмалион, герой древнегреческого мифа, презирал женщин и избегал их. Его пленило искусство. Свое влечение к прекрасному он воплотил в статуи Галатеи, девушки, которую он вырезал из слоновой кости. Очарованный собственноручной творением, Пигмалион влюбился в Галатею и женился на ней, после того как по его просьбе ее оживила богиня Афродита. Однако пьеса Б. Шоу не является художественным переводом этого мифа. Драматург, верный своей страсти к парадоксам, решил вернуть миф по-новому — что неожиданное, тем лучше. Галатея из мифа была нежной и покорной, «Галатея» в пьесе Шоу имело взбунтоваться против своего «творца». Пигмалион и Галатея античности женятся, герои же пьесы не должны этого делать. И, наконец, «Галатея» Шоу имело оживить «Пигмалиона», научить его человеческим чувствам. Действие перенесено в современную Англию, скульптор превратился в профессора-лингвиста, который проводит научный эксперимент.

Поэтому Генри Хиггинс, известный фонетистов, побившись об заклад, берется за три месяца «вылепить» из уличной квитникаркы Элайзы Дулитл леди. Язык, как известно, отражает уровень мышления человека, передает содержание его внутреннего мира. Чуткий к слову, Хиггинс по особенностям языка человека способен с удивительной точностью определить многое из ее биографии. Ему достаточно было нескольких фраз Элайзы, чтобы прийти к выводу, что она принадлежит к кайбиднишого прослойки общества. Хиггинс знал, что контраст между «уличным девчонкой» и благороднойпубликой обусловлен всего воспитанием, манерами, языком, поэтому и берется за такую странную дело.

Обучение Элайзы закончено за короткое время благодаря ее исключительным способностям. Однако будущее девушки неопределенное. Она уже не может жить по-старому, не может снова продавать цветы на улицах, но и остаться в доме профессора, чтобы приносить ему тапочки, которые тот постоянно теряет, тоже не хочет. Элайза почувствовала себя личностью, в конце пьесы она говорит с Хиггинсом как равная. Принимаясь за эксперимент, Хиггинс меньше думал о Элайза. Для него было главное — доказать эффективность своего метода обучения. Но когда пришло напряжение нескольких месяцев неустанного труда и больше не было необходимости в присутствии девушки в доме профессора, преданный науке ученый, который не обращал на женщин никакого внимания, с удивлением понял, что не может представить свою жизнь без Элайзы.

В пьесе Шоу состоялся обратный мифа процесс преобразования окаменевшего ученого в человека. Простая девушка-цветочница заставила зазвучать в душе аристократа Хиггинса те струны, о которых он даже не догадывался. В отличие от античного мифа, в котором Пигмалион сам создал прекрасную Галатею, герой Шоу только шлифует личность, которая постепенно меняет не только себя, но и своего преобразователя. Конец «Пигмалиона» также неожиданный. Зритель ожидает свадьбу. И действительно, все герои пьесы под занавес уезжают на венчание, но не Элайзы с Хиггинсом, этих новейших Галатеи и Пигмалиона, а отца Элайзы и ее мачехи. Что будет дальше с главными героями, автор оставляет решать самому зрителю. Читатель же может узнать из послесловия, как Элайза женится на Фредди, однако дружеские отношения с Хиггинсом и Пикеринг не прекратятся с ее замужеством.

Первое постановление пьесы в начале 1914 г. имела шумный успех. С тех пор «Пигмалион» обошел все ведущие театры мира и пользуется неизменным сценическим успехом.

Просмторов страницы: н/д «При всём при том, При всём при том, Пускай бедны мы с вами, Богатство - штамп на золотом, А золотой - мы сами». Р. Бернс Известный во всём мире английский драматург Бернард Шоу прожил целый век, наверное, и потому, что умел смотреть на мир и видеть в нём парадоксы, которые избавили его от неразрешимых задач. Вот и иронизировал и потешался над умением людей ничего не понять из того, что у них происходит под самым носом. Я читал его примечания к «Ученику дьявола» и «Пигмалиону», в кото­рых он так прямо и говорит, что отношения героев и героинь вовсе не стандартная любовь, которая завершится или свадьбой, или героическим самоотречением во имя долга. И какая же теперь связь с мифом о Пигмалионе? В самом деле, в мифе скульптор получил безмозглый и бесформенный кусок мрамора, обтесал его так, как ему, художнику, захотелось. Мог сделать коня или Медузу Горгону, а мог фигуру женщины. Камню было всё равно, он объект - и только. Лошадь скульптору вырубать из камня не захотелось, и в мир пришла по велению своего творца Галатея. Будучи обобщением всех женских достоинств, она поразила своего творца, и он умолил Афродиту оживить камень. Богиня любви уважила чувства, и статуя ожила и всякое такое. Здесь и закончилась сказка и началась быль, о которой греки ничего не рассказали. Шоу тоже не рассказал, что будет потом, и это, по-моему, единственное сход­ство с мифом. В самом деле, не Генри Хиггинс выбрал из тысяч лондонских цветочниц Элизу Дулитл, а она его, да ещё и пообещала платить. Юная ученица была достойной дочкой «самого оригинального моралиста современной Англии», мусорщика и зем­лекопа, обладала несомненным лингвистическим талантом и уже была хороша собой, особенно если её довести до состояния «японки ослепительной чистоты», в каковом её родной отец не признал. Не зря полковник Пикеринг забеспокоился, честен ли его новый друг с женщинами, и получил успокоительный ответ, что конечно, нет. Мисс Элиза вовсе не была грязнулей, просто леди легко быть чистой, поскольку у неё есть ванна и множество специальных приспособлений... Итак, мисс Дулитл вовсе не объект обтёсывания и полировки, как это было с куском мрамора у настоящего Пигмалиона, а, можно сказать, равноправный участник лингвистического эксперимента. Теперь посмотрим, годится ли знаток гласных звуков в Пигмалионы, то есть в мастера, которые из мёртвого материала вытёсывают и полируют. Увы, даже будь Элиза куском инертной массы, не мистеру Генри этим заниматься, ибо великий учёный сам настолько неотёсан, что его собственная мать умоляет его не приходить в её приёмные дни, а его исключительно правильная в фонетическом oтношении речь пересыпана божбой и бранью, что в странном английском языке, если только словарь не врёт, одно и то же. Не Хиггинсу воспитывать Элизу, не Хиггинсу учить её всему, что не фонетика, не Хиггинсу открыть городской замарашке, что она не хуже светских девиц (а судя по поведению несчастного Фредди, так и лучше во всех смыслах), не Хиггинсу воспитать в ней благородную сдержанность чувств. Тех самых чувств, которые у Элизы были до и помимо мистера Генри. Научившись правильно выговаривать звуки родного, но литературного языка, Элизабет Дулитл не изменилась внутренне, оставшись труженицей и человеком в полном смысле этого слова. Это понимает зритель, это понимает Пикеринг, это понимает любой персонаж пьесы. Кроме мистера Хиггинса, всерьёз считающего, что он «создал» эту не подчиняющуюся ему девицу. Не блещет учёный и умом, и тактом, и благодарностью. Какой уж там Пигмалион... Седой насмешник-автор опять подшутил над нами. Ничего общего с мифом о Пигмалионе в пьесе как-то не просматривается. Впрочем, Шоу не был бы Шоу, если бы в самом деле думал так, как изо всех сил нас убеждает. Ведь кто-то создал Хиггинса не никудышним светским молодым человеком типа Фредди? Кто вложил в душу уличной девчонки с ужасным выговором: «Кептин, купити луччи цвиточик у бедны девушки,» - самоуважение и стремление подняться над своим положением исключительно честными и прямыми путями? В пьесе есть горький эпизод, когда Элиза говорит о том, как низко она упала: раньше она торговала цветами, а теперь ей предлагают продать самоё себя. Кто научил её этому, уж не отец ли, который в своё время оценил своё отцовское чувство в пять фунтов, полученных от участников пари? Почему так мощны характеры Генри, Пикеринга, экономки, отца и дочери Дулитл и так вялы и слабы люди гостиных, даже бесспорно умная и широкая леди Хиггинс? Действие пьесы ни разу не приводит нас в церковь, и, наверное, не Всевышнего считает автор твор­цом сильных и красивых, несмотря на все их слабости, людей. Кого же? Кто создаёт красивые и сильные характеры, если исходный материал хоть на что-то годен? Или что?

МИФ О ПИГМАЛИОНЕ

Не секрет, что античные мифы являются невероятно притягательными источниками сравнений и метафор. Красивую девушку мы непременно сравним с Афродитой, юношу не иначе как с Аполлоном, крепкого старца с твёрдым взглядом - с Зевсом - Громовержцем. Существует ещё масса примеров и куда более красивых и поэтичных.

К сожалению, человеку, претендующему на оригинальность, поживиться здесь уже нечем: большинство наиболее романтичных персонажей уже занято классиками мировой литературы. Взять хотя бы античную драму. Здесь каждый уважающий себя греческий поэт создал свою "Медею", "Иполлита" или "Алькесту". И более поздние авторы черпали вдохновение в мифологии, так что свободных греческих героев не осталось: все они уже воспеты, все они уже вошли в нашу жизнь как некие высшие идеалы, с которыми мы непременно стремимся сравнивать себя и свои поступки.

Однако же автор, не желая претендовать на какие - то вершины оригинальности, отважился таки написать эссе о Пигмалионе. Действительно, что нового можно сказать об этой действительно крайне героической фигуре? Не каждый же решится полюбить статую, а вернее, не у каждого на это хватит здравого смысла. Но что вообще сейчас можно сказать нового? Нам остаётся исключительно тянуть соки из достижений велких предков.

Чем же хорош образ вообще? Мы воспринимаем образ, в отличие от живого человека, лишённым противоречий. Образ твёрд, последователен и надёжен. Представляя себе Пигмалиона или кого - нибудь ещё, мы никогда не усомнимся в том, что он "прерасен" только в данный момент, а завтра Луна войдёт в другую фазу, и он, того и гляди, не скажет: "Вот ведь я дурак! Плачу днями напролёт возле какой - то статуи. Пойду - ка я лучше посмотрю на Олимпийские игры, или как коршун клюёт Прометея."

Нет, нам не придёт такое в голову. Наш Пигмалион не таков! Сомнения неведомы ему, он идеален в своей вере и никогда не изменит себе.

Думаю, что нет. И вот почему.

Всё дело в том, что любить статую - дело совсем не сложное. Оно, правда, осложняется необходимостью производства энного количества слёз, но и эту обязанность можно сделать приятной. Зато сколько плюсов! До своего оживления Галатея была просто идеальной спутницей жизни для романтичного, возвышенного Пигмалиона. Она никогда не капризничала, не требовала носить её на руках, дарить подарки. Ей никогда не было грустно, и Пигмалиону не приходилось пытаться её развеселить. Она не говорила глупостей, и нашему безусловно широко образованному скульптору не приходилось слушать их с милым видом и поддакивать. Она не требовала от него выносить мусор в тот самый момент, когда он полностью поглощён творческим порывом.

Она вообще от него ничего не требовала! Зато Галатея полностью разделяла интересы самого Пигмалиона. Действительно, она исполняла его мечту - была абсолютно такой, какой он хотел её видеть. Шутка ли, он сам её создал!

Да это же самая настоящая идиллия! Как говорится, чтобы все так жили. И тут появлется, как всегда у греков внезапно, Афродита, и конечно же из благих намерений, кладёт всему конец. Бедный, бедный наш Пигмалион! О Галатее умолчим. Будучи статуей, она не осознавала всех прелестей своего положения.

Но жизнь начнётся теперь совсем другая. Обыденность быта вместо романтических мечтаний о творчестве. В прошлом остались милые грёзы, томительные надежда и вера в чудеса. Началось... впрочем, все знают, что началось.

Но автор (о ужас!) не стремится пока что останавливаться. Он намеревается перейти от Пигмалиона древнего и мифического, к пигмалиону современному. В древности пигмалионы обладали ограниченным набором технических средств: молоток, зубило, слоновая кость. Но прогресс не стоит на месте, и современный пигмалион оснащён всевозможными многочисленными гаджетами. Понятно, что на создание Галатеи древний пигмалион тратил довольно большое количество времени. Жизнь современного пигмалиона значительно упрощена, и для создания своей Галатеи требуется лишь пара кликов мышью. Это даёт возможность создать уже не одну Галатею, а если потребуется, поставить их производство на поток.

Автор уже не говорит о том, какой разнообразный выбор у современного пигмалиона (если ему лень создвать Галатею самому, можно воспользоваться заготовкой или шаблоном по вкусу). Если же пигмалион всё же обладает общительным нравом, он может найти других пигмалионов, и они могут вместе создать себе Галатею. Почему бы нет?

Современному пигмалиону не требуется томится в ожидании богини, которая оживит его творение. Современный пигмалион куда практичнее. Он вполне осознаёт, что любовь к кому - то живому и реально существующему принесёт с собой ответственность, заставит страдать, прощать, а также грозит ему разочарованиями. В том то и прелесть создать свою Галатею, свою реальность, которая будет удовлетворять все его запросы. Нет, современный пигмалион однозначно умнее своего мифического тёзки!

Кроме того, наши времена отличаются от времён мифических ещё и тем, что встретить в жизни героя ещё проще, чем тогда. Зайдите на сайт знакомств, форум заядлых геймеров, да и, чего уж далеко ходить, во вполне обыкновенную социальную сеть - сколько пигмалионов вы там встретите! И каждый со своей Галатеей.

Выходит, что времена мифические отличались от времён современных более трепетным отношением к реальной жизни, чем времена реальные (прошу прощения за повторение).

Каждому человеку самому придётся выбирать, что больше ему по душе: придумывать себе свой мир, любить его и жить в нём, либо же принимать реальный мир таким какой он есть, и пытаться изменить его к лучшему. Выбрать первое проще, ведь советоваться придётся только с самим собой, и создавать то, что нужно исключительно себе. Во втором же случае требуются постоянное взаимодействие с окружающими, попытки прийти к общему мнению и учесть общие интересы, что зачастую так трудно, что может создаться ложное ощущение, что и невозможно.

Словом, каждому выбирать самому.